Владимир Сальников

Владимир Валерьевич, мы сейчас наблюдаем возрождение многих видов спорта, а как обстоит дело с плаванием?

     Сейчас ситуация значительно поменялась в лучшую сторону. Во-первых, интерес всегда связан с успехами на международном уровне. Какой-то период времени наши спортсмены не могли порадовать выдающимися результатами, как в 1980-х, 1992 и 1996 годах. Последний раз команда, завоевавшая золотые медали и показавшая выдающиеся результаты на Олимпийских играх, выступала аж в 1996 году.

     С развалом Советского Союза случился долгосрочный кризис, спортивная структура была практически разрушена. Раньше у нас было много спортивных обществ, таких как «Трудовые резервы», «Зенит», «Спартак» и так далее, развивавших по вертикали и горизонтали разные виды спорта. У всех были свои спортивные клубы, которые располагались по всей стране, — это позволяло обеспечивать подготовку спортсменов. Для них было предусмотрено дополнительное питание и система мотиваций — все это способствовало тому, что в соревновательной обойме было очень много людей. После того как все рухнуло, структура сильно сократилась, и это привело к тому, что общее количество занимающихся и планирующих развиваться профессионально сильно упало и соответственно снизились результаты. Все процессы взаимосвязаны. 

    Что касается сегодняшнего дня, то нам есть чем гордиться: есть успехи, есть чемпионы, рекордсмены мира и Европы, победители крупнейших международных соревнований — и это тоже не случайно. В свое время мы понимали, что залог хорошего спортивного результата — это здоровая конкуренция. Ничто так не стимулирует развитие спорта и любой сферы деятельности, как нормальная конкуренция. Поэтому восемь лет назад решением высшего наблюдательного совета Федерации плавания была создана программа по подготовке этого самого резерва, которая продолжает свою работу и сегодня. Под резервом понимается не армия «вооруженных» ребят, находящаяся где-то в запасе и в случае чего готовая ринуться в бой, а потенциальные спортсмены, которых нужно тренировать, обеспечивать, чтобы, подрастая, они смогли стать достойной молодой и задорной сменой нынешним лидерам. В противном случае, что бы мы ни делали, это будут лишь эпизодические успехи. Могу привести примеры разных стран. 

 

Кто лидер? США, наверное?

     США — лидер, и понятно почему. Плавание в Америке стало не столько модным, сколько народным видом спорта, ведь оно полезно для всех. А если говорить об инфраструктуре, то она там самая развитая, разветвленная, что и рождает конкуренцию. Если говорить о мотивации, то схема простая: есть платное образование, но ты можешь получить его бесплатно, если будешь хорошо плавать, быстро бегать, станешь игроком своей университетской команды по футболу, бейсболу и т. д. Это колоссальный стимул. Помножим его на количество занимающихся людей и количество бассейнов, включая частные, и получаем такой результат. При этом в США плавание вовсе не считается прибыльным делом по сравнению с игровыми видами спорта, представители которых стали вертеться на той же орбите, что и звезды Голливуда, например, но есть и пловцы, которые зарабатывают огромные деньги и становятся объектами всеобщего внимания, как, например, Майкл Фелпс или Райан Лохте. Сейчас побить рекорд Фелпса — 21 золотая медаль на Олимпийских играх, — думаю, будет непросто. 

     Но, возвращаясь к теме резерва, хочу подчеркнуть, что колоссальная работа, которую проделали наши специалисты, и программа «Я стану чемпионом», проводимая нами уже восемь лет, позволяет привлекать талантливых детей со всей страны. Подготовка проходит за счет федерации, то есть не из бюджетных средств. Для них проводят тренировочные сборы, их просматривают, дают рекомендации им и их тренерам, чтобы они могли выполнять какие-то элементы дома и возвращались. Таким образом появляются эффективные спортсмены, которые становятся на рельсы подготовки сборной команды.

     Что касается популярности, естественно, когда на чемпионате мира наши спортсмены выигрывают золотые медали, они приковывают к себе всеобщее внимание, отвлекая людей от проблем и злободневных тем. Потому что золотая медаль чемпиона мира может затмить практически все — это определяет наш успех. Я думаю, этап, когда набиралась критическая масса, пройден. Многие скептики считали, что плавание — вид спорта, в котором не будет громких побед, и незачем тратить на него ресурсы, потому что лидеров там единицы. Но это заблуждение. Да, есть шанс, что «выстрелит» один человек, который завоюет все медали, но практика показывает, что в этом случае он быстро начинает расслабляться, потому что не чувствует рядом достойного соперника. Процесс — вот что главное, любой спортсмен должен иметь цель, к которой он идет не сразу, а постепенно, иначе исчезнет мотивация и ничего не получится. Конечно, есть отдельные личности, которые продолжают искать и находят какие-то вещи, которые их мотивируют, но в основной массе это только стремление улучшить свое положение. Для меня конкуренция, как я говорил ранее, ключ к успеху.

    Что касается популярности плавания, то сейчас она действительно растет. Во-первых, у нас появились звезды, на которых многие равняются; во-вторых, возникли новые и углубились старые знания, связанные с модой на активный и здоровый образ жизни, на сбалансированное питание, долголетие; в-третьих, нельзя забывать о том, что занятия плаванием — это профилактика различных заболеваний, в том числе позвоночника (по данным нашего Минздрава, очень много заболеваний связано с искривлением позвоночника), ведь плавание — как раз тот вид спорта, который поможет вытянуть позвоночник, расслабить и исправить его. Занятия плаванием показаны практически всем. Здесь нет возрастных ограничений. Сейчас в спорте все большую популярность набирает категория «мастерс», в которую входят спортсмены-любители (в том числе и пловцы), активно и регулярно занимающиеся спортом. К соревнованиям допускаются участники самых разных возрастных групп: от 25 лет до 100+. Конечно, в 100 лет, человек, может, и не поплывет с высокой  скоростью, но сам факт вызывает уважение. При этом «мастерс» — явление, в котором сохранились первоначальные идеи олимпизма: главное — участие. Представьте, люди за свои деньги приезжают на соревнования, платят стартовый взнос, плывут и ничего за это не получают — ни званий, ни премий, но они счастливы. То есть это такой альтру-изм в спорте, который на самом деле утерян в профессиональных проявлениях. 

 

Почему вы пришли именно в плавание?  В чем для вас заключается философия этого вида спорта? 

      Меня до школы отправляли в деревню к бабушке в Нижегородскую область. Мы с ребятами проводили много времени в лесах, полях, огородах, но в основном — на реке Мсте. Я видел, как все спокойно переплывают эту реку «по-собачьи» — способом, который почему-то никого не смущал, — они плыли уверенно, а я, когда заходил в воду и терял под ногами дно, начинал со страха терять уверенность. Поэтому я копошился где-то по колено в воде, зайти по пояс уже боялся — и по возвращении каким-то образом выразил желание научиться плавать. Не помню, что именно я говорил родителям, но в 6 лет мама отправила меня в бассейн СКА в Ленинграде, записала в группу для начинающих. Пришел я в тот 50-метровый бассейн и ужаснулся: думал, что как нырну, так сразу окажусь на дне. Но начали мы с маленького бассейна — «лягушатника». А спустя два занятия я заболел и благополучно все пропустил. Вообще, в детстве я часто болел.

      Второй заход произошел уже во втором классе, причем по стандартной в те времена схеме: тренер приходит в школу и набирает желающих в группу по плаванию. Здесь я уже тянул руку выше всех. Меня пригласили на первый открытый урок. Там не нужно было плавать, только поднырнуть под разделительную дорожку, сделать какое-то элементарное упражнение — и все, меня зачислили. Так я оказался в группе впоследствии заслуженного тренера СССР Глеба Петрова, который недавно ушел из жизни, что очень печально. Я помню, когда мы выстроились на бортике 25-метрового бассейна спортивного клуба «Экран», который изначально был создан совершенно не для плавания, а для испытания каких-то узлов, агрегатов при институте телевидения (его сделали сначала 5 м глубиной и 17-18 м длиной, а после пристроили мелкую часть, доведя до стандартных 25 м). Первые месяцы занятий проходили, естественно, именно там. Мощнейшим импульсом в то время для меня стала демонстрация Петровым настоящего плавания. Он был атлетического телосложения, накачанный, мощный. Когда Глеб Георгиевич проплыл 25 м баттерфляем, я восхитился и подумал: неужели когда-нибудь это станет возможным и для меня?

 

Когда вы стали номером один, в чем было ваше преимущество: в технике, в скорости?

    На самом деле, я почувствовал свое преимущество где-то лет в 16-17.

 

В чем оно заключалось?

    Как мне говорили тренеры, мой самый главный талант — не умение двигаться, а способность выдерживать большие нагрузки, выполняя все то, что придумал и предложил тренер. Был интересный эпизод, когда мне пришлось переходить от одного тренера к другому, от Глеба Петрова к Игорю Кошкину, который довел меня до трех золотых Олимпийских медалей на московской Олимпиаде. Когда этот переход состоялся, у нас с Кошкиным был разговор о моей дальнейшей специализации. К тому времени я все перепробовал. Игорь Михайлович говорит: «Ну да, баттерфляем ты не очень, брасс тоже как-то не идет, в спринте результаты не растут, на спине был близок к лидерству, но сейчас все утрачено, остается только одна дистанция — 1500 метров, давай ее. Потому что все остальное у тебя не очень».  

 

То есть там, где нужна выносливость?

    Да. И я задумался: как же так, я все это время занимался-занимался, мне казалось, что все вроде хорошо, а получается, что надо переходить на неизвестную мне дистанцию, которая требует колоссальной выносливости, трудолюбия и подходит человеку, которому нипочем ни часы, ни объемы, ни прочее. В результате, так как выбора особого не было, пришлось двигаться по этому пути.

    Переход к спортсменам другой возрастной группы проходил сложно. Я был всегда в хвосте, ребята меня обгоняли на тренировочных заданиях на сотни метров. Я образно говорю, но тем не менее все проходило именно так. В конце года таких изнурительных тренировок, во время которых я ставил себе цель сокращать расстояние хотя бы на метр (и каждый раз что-то такое сделать удавалось), я пришел к хорошим результатам: выполнил норматив мастера спорта и в 15 лет оказался в десятке лучших спортсменов страны на этой дистанции. Тогда, наверное, во мне пробудилась уверенность, что хорошая работа неизбежно приведет к хорошим результатам. Помню собрание, которое проходило в сентябре, до Олимпиады-76 оставалось девять с лишним месяцев, и тренер нам объявил: «Так, все, мы готовимся к Олимпиаде». «А, какая ерунда, — думаю, о чем он говорит, какая Олимпиада». Постепенно, преодолевая эти сумасшедшие нагрузки и тренировки, я приблизился к чемпионату СССР, на котором стал третьим. Так в 16 лет я отобрался на Олимпиаду. Тренерский совет, который возглавлял Сергей Михайлович Вайцеховский, решил, что надо брать молодого для приобретения опыта. Тогда никто не думал, что я смогу сделать на Олимпиаде что-то выдающееся, я поехал в Канаду за опытом. После предварительных заплывов на 1500 м вольным стилем оказалось, что я единственный из наших стайеров, кто попал в финал, — остальные ребята, которые были впереди меня на отборочных соревнованиях, не прошли. В финале, хоть я и приплыл пятым, что само по себе уже было грандиозным успехом, я установил два рекорда Европы: один по ходу дистанции на отметке 800 м и второй по окончании на дистанции 1500 м. В тот момент я и ощутил, что оказался в мировой элите, не самый-самый, но пятый человек на Олимпиаде — это тоже результат. 

    Так и произошел плавный переход из простого любителя в профессионалы. Я понял, что все тренировки были не зря, они привели меня к результату. Хорошо помню, что в те времена самым страшным наказанием было их пропустить. Когда школу прогуливал (а я старался не прогуливать), больших угрызений совести не было, но если я не пришел в бассейн... Это было невозможно само по себе. Если ты опоздал на тренировку и тренер сказал: «На следующую можешь не приходить, ты свободен» — это было самое суровое наказание.

 

Карьера профессионального спортсмена всегда была довольно коротка. Как сейчас   с этим обстоит дело в России и в других странах мира, что-то поменялось? 

    Сейчас этот временной отрезок увеличился: спортсмены от 14 до 40 лет активно выступают на крупнейших соревнованиях, причем иногда даже в 13 и в 41 год. Это просто факт. Напомню, что наша олимпийская чемпионка Галина Прозуменщикова выиграла свое первое золото в 14 лет.  Мальчики могут добиться успеха начиная с 16 лет. Верхняя граница — 40 лет. Есть те, кто в 38 лет на спринтерских дистанциях завоевывает медали, становится олимпийским чемпионом. Тем не менее считается, что оптимальный возраст у мужчин — 20–25, у женщин — 16–20. Это связано и с индивидуальным уровнем подготовки, и с тем, что сейчас коренным образом изменилась, скажем так, идеология и сам подход к тренировке спортсмена. Раньше было так: тебя загружали до предела и если ты выползал из бассейна, то это хорошо, значит, выложился до конца, а если выпрыгивал, значит недоработал. Кто-то выживал, кто-то не мог, но за счет достаточно большого количества людей это было нормальным явлением. Думаю, что такой подход сильно давил на психику и плавать от стенки до стенки каждый день по пять-шесть, а иногда и более часов  очень и очень непросто. Сейчас разнообразия гораздо больше и в разы качественнее сам подход. Поэтому эффекта психологической усталости стало меньше, хотя все равно это достаточно монотонная работа.

 

Что чувствует спортсмен, когда понимает, что пик его карьеры уже позади и прежние рекорды, которые он устанавливал, ему уже не даются? В какой момент это произошло с вами и как вы переживали это? 

     Таким посылом для меня послужил наш бойкот Игр в Лос-Анджелесе. Произошло это в конце сезона 1984 года, который был для меня негативным и печальным. Мы сидим здесь, они там. Мы проплыли на своих соревнованиях хорошо, выиграли медали «Дружба-84», но это не олимпийские медали, хотя я показал лучшее время на дистанциях 400 и 1500 м, лучше, чем у чемпионов Олимпийских игр, но никакого удовлетворения не было. И это было время раздумья, надо ли продолжать или нет, зачем это все и т. д. Еще в тот период я залечивал травмы, поэтому в таких раздумьях находился очень долго. Новый сезон я начал со снижения нагрузок, так как лечил плечо, и на хорошие результаты вышел только к концу лета 1985 года. А дальше еще хуже: я заболел, пропустил все, что только можно было пропустить и к чему готовился.

     Осенью 1985 года встал вопрос, с кем готовиться и к чему? Хотя я в стране не проиграл ни одного старта на дистанции 1500 м до окончания своей спортивной карьеры начиная с 1977 года (и так десять лет), мой тренер Игорь Кошкин ушел тренировать сборную, и времени на меня у него было мало, поэтому он сказал, чтобы я подумал об уходе, и меня это сильно покоробило. Я не знал, что делать, и тут мой тесть подал идею. Надо сказать несколько слов о моем тесте: он мастер спорта по велоспорту и входил в сборную команду СССР, а в то время возглавлял медико-биологический Центр олимпийской подготовки, где проходили обследование не только спортсмены-олимпийцы, но и космонавты. Так вот он подал идею: а не тренироваться ли нам вместе с моей женой Мариной? Николай Васильевич аргументировал это тем, что она окончила Государственный институт физической культуры и спорта, была в сборной команде СССР по легкой атлетике, а это циклический вид спорта, такой же, как и плавание. На тот момент она уже работала в Научно-исследовательском институте физической культуры и спорта научным сотрудником и с 1982 года была членом комплексно-научной группы в сборной коман-де по плаванию. «Лучше нее тебя никто не знает», — сказал Николай Васильевич. Мы подумали и решили, что это единственный правильный вариант. Так начался год нашей с женой совместной работы. И был успех: я выиграл Игры доброй воли с мировым рекордом на 800 м — ура!

     Потом начались такие эпизоды, когда я не смог, к сожалению, удержать форму до чемпионата мира 1986 года, пролетел мимо пьедестала, увидев там спортсменов, которых я уже не знал: за то время, пока я не выступал, пропустив несколько сезонов, появились новые спортсмены, новые имена. Что делать? Безусловно, надо было продолжать и искать -что-то новое, выходить на другие результаты, на более современные методики. Как? Это уже вопрос обсуждений и дискуссий. И опять неудача. На следующий сезон я готовился к чемпионату Европы и вместо того, чтобы ворваться в финал и оказаться на удобной дорожке, решил сэкономить силы, посчитав, что зайду легко. Мне не хватило буквально сотых секунды для попадания в финал. Это было интересное событие, конечно. Я думал: выйду сейчас, земля разверзнется и вся бездна будет передо мной — и, самое интересное, через две секунды понял, что ничего такого не произойдет. Окружающему миру было абсолютно все равно, что со мной там внутри происходит. Я в таком настроении побыл и подумал, что на самом деле настоящей катастрофы не произошло, успокоил себя тем, что шансы все еще остаются, было бы желание и правильно сделанные выводы. 

    А уйти тогда из большого спорта мешало, наверное, несколько факторов: один из них — необходимость доказать самому себе, что дошел до предела и что больше не можешь и не хочешь. Просто так уходить на середине непонятно чего — значит всю оставшуюся жизнь корить себя. Для меня гораздо правильнее доказать, что сделал все, что мог, чем бросать, не попробовав. Это, конечно, требовало титанических усилий, полнейшей самоотдачи, тотальной мобилизации, но итог был бы все равно честный: можно было бы сказать себе, глядя в зеркало, что сделал все. Был и другой вариант, более комфортный. Поэтому внутри меня происходила серьезная борьба. С одной стороны внутренний голос шепчет: зачем упираться, ты уже немолод по меркам плавания, тебя уже не считают за соперника, а другой голос упрямо твердит, что надо попробовать еще, не попробуешь — не поймешь.

      В тот момент начался сезон подготовки к Олимпиаде-88. И к ней мы готовились иначе, значительно сбавив объемы, то есть количество проплываемых метров. Вместо некоторых тренировочных серий я сел на велосипед. То есть та же скоростная выносливость, все под контролем. Жена к тому времени была уже специалистом по всем отраслям физиологии, биохимии, психологии и т. д. Она практически одна контролировала целый спектр жизнеобеспечения спортсмена, то есть меня. У нас на тренировочных сборах в комнате было все заставлено аппаратурой для диагностики состояния организма, восстановления, проведения специальных обследований. Так мы постепенно дошли до того, что нащупали правильный подход к построению тренировок, отчего у меня сразу появилась сильная обоснованная мотивация. На тот момент мы уже учились в аспирантурах: Марина — в аспирантуре Научно-исследовательского института физической культуры и спорта в лаборатории психорегуляции, я — в Государственном центральном институте физической культуры на кафедре плавания. Поэтому нам было интересно применять наши знания на практике, тем более темы были связаны с управлением тренировочным процессом с применением различных методик. Еще одной мощной мотивацией было рождение сына за пять месяцев до Олимпийских игр. Пока мы готовились к Играм 1988 года, воспитанием ребенка занимались родители Марины. 

 

Как происходила ваша трансформация от спортсмена к чиновнику? Поскольку спорт — это спорт, а управление — это совсем другая стезя. Насколько вы довольны этим переходом? Вы же в конце 1980-х еще и тренером поработали?

    Там история была вообще интересная. Я первым коснулся бортика в олимпийском финале и в тот момент понял, что это мой последний заплыв. Так я закончил выступать. 

 

Это было в Сеуле?

     Да. И после этого у меня уже не было желания ни куда-то плыть, ни ехать на какие-то там соревнования. Это была точка. Приехал домой — праздник, цветы, подарки, приемы. Все красиво, хорошо. Но надо было думать, что дальше, чем заниматься? И тут поступает такое предложение — стать министром спорта. Несмотря на то что у меня было высшее образование и я окончил аспирантуру, был крайне дисциплинированным, опыта работы такого масштаба у меня не было, я это прекрасно понимал и считал, что пока к такой работе не готов.

Вы не хотели?

     Да, не хотел. Но когда предлагают такую должность, можете представить, какое это искушение? Некоторые пошли бы не думая, но я, взвешивая свои возможности и понимая, что на тот момент был совершенно к этому не готов, искал возможность отказаться. Пришел к своему тестю, мы с ним были очень близки по жизни, спросил совета, и он мне сказал: «А чего ты, скажи, что у тебя есть наставник — я и что ты не можешь без наставника, а они откажут, потому что мы родственники, а это запрещено — все само и произойдет». Прихожу я на собеседование, говорю, что один не готов, но если мой тесть будет замом, то готов. В ответ жду, что это невозможно. А мне говорят, что это логично, потому что в этом случае мы друг друга не предадим. И я попросил подумать еще месяц, продолжая искать пути отступления. В итоге причина нашлась, и я отказался. Тут же поступило другое предложение — возглавить сборную команду. Я прикинул, что с этим можно справиться, и предложение принял. А дальше понял следующее: какими бы мне мои идеи ни казались гениальными, конструктивными, они просто не могут воплощаться, так как либо ты должен стать шестеренкой в этом механизме, либо механизм тебя просто перемелет. И, побыв в этой роли чуть меньше года, понял, что сломаюсь, потому что перестроить весь механизм я не смогу. Я принял решение уйти из этой сферы.

    Долгое время занимался разными проектами вместе со своим тестем. Один из них — Московский аквапарк, который должен был быть построен много лет назад, но по разным стечениям обстоятельств (несмотря на то что у нас было три распоряжения правительства Москвы, два или три поручения мэра, одобрение градостроительного совета), в том числе из-за того, что в то время земельные отношения не были отрегулированы должным образом, приближаясь к реализации проекта, мы получали все новые требования, которые в процессе не успевали выполнять. В результате все это осталось, к сожалению, нереализованным. Хотя был и участок отведен, и партнеры были. Но не суждено было в итоге этому сбыться. В этот период я занимался и другими проектами, не связанными со спортом, потом долгое время мы жили за границей, но поддерживая связь с Москвой. В 2005 году я вернулся в спорт, в то время Слава Фетисов стал руководителем агентства по спорту.

                                   

Где вы жили в тот момент?

     В Испании, в Эмиратах, в Англии. Работал на крупнейшую компанию по производству спортивной одежды. Слава Фетисов предложил мне вернуться и возглавить федерацию. Я сказал: «Слав, спасибо большое, но для того, чтобы все возродить, нужен очень сильный ресурс, а я не вижу, откуда он возьмется». И однажды он звонит и просит меня приехать, потому что нашел решение. Я приезжаю в Дом правительства, он знакомит меня с Сергеем Евгеньевичем Нарышкиным, который тогда возглавлял аппарат правительства. Мы обменялись какими-то идеями, фантазиями. Для меня это был колоссальный опыт и удача — то, что меня свела судьба с таким человеком. Он и тогда плавал, и сейчас продолжает. Мы друг друга хорошо понимали, у нас были одинаковые взгляды на то, как привести все к лучшему. Произошли выборы, он стал президентом, я — вице-президентом. Так мы начали вместе работать. Вопреки пословице, что два раза в одну воду не входят, могу сказать, что я вошел, и считаю, что второй заход был гораздо лучше, точнее, он коренным образом отличался от того времени, когда я был главным тренером, потому что удалось подтянуть ресурсы, административные и финансовые, и опыта у меня уже стало больше.

     Мы очень многое сделали. Но, к сожалению, в 2009 году, если я не ошибаюсь, вышел указ президента, запрещающий высшим чиновникам занимать посты президентов в спортивных общественных организациях. Я, честно говоря, расстроился. Как же так? Мы только начали, работа стала приносить плоды, и тут на тебе. Тогда Сергей Евгеньевич возглавил высший наблюдательный совет, и нам удалось эту работу продолжить. Впоследствии высший наблюдательный совет был возглавлен министром промышленности и торговли Денисом Валентиновичем Мантуровым, который продолжил поддерживать программы, связанные с подготовкой резерва сборной команды, одна из них — программа «Я стану чемпионом». Необходимо сказать, что она до сих пор успешно реализуется.

 

А вы стали президентом соответственно?

    Да, были выборы. Меня выбрали президентом Всероссийской федерации плавания.

 

Что бы вы рекомендовали тем, кто просто ходит в бассейн? Вот мне, например, я хожу туда два раза в неделю.

    Я размышлял на эту тему. Вообще фитнес — это индустрия, которая развивается очень стремительно. И в некоторых моментах она даже опережает события, которые происходят в спортивной индустрии. Там постоянно появляется что-то новое, для того чтобы разнообразить процесс тренировок и не давать людям скучать. Соответственно, вам всегда нужно предлагать что-то необычное, отвечающее той же теме и развитию тех же качеств и навыков. То есть фитнес-индустрия больше ориентирована на человека, которого необходимо постоянно удивлять. В спорте это происходит не так часто. Условно, профессиональную тренировку с тренером превратить в веселье и преобразить как-то совсем непросто. Во многом это зависит и от тренера, конечно: насколько он рискнет сделать что-то экстраординарное, потому что не всегда эксперимент будет удачным. В фитнесе итог может быть разным, а в спорте если эксперимент не удастся, это провал, вы можете многое потерять. Поэтому многие тренеры в профессиональной сфере не готовы к кардинальным изменениям программы. Они, конечно, где-то что-то могут улучшить, но несильно.

    Второе наблюдение: тренер в классическом понимании и в профессиональной структуре имеет определенную и четкую задачу. Он должен развить спортсмена до определенного уровня, то есть до разряда или ступени на пьедестале чемпионата России, Европы, мира или Олимпийских игр — в общем, цель понятна всем: и спортсмену, и руководству. Когда он не достигает этой цели, он может потерять все. В фитнесе цели другие: главное — удержать клиента, поэтому задачи нужно ставить мягче и так, чтобы человеку было комфортно идти к своей цели. Конечно, мотивация в фитнесе сейчас начинает усиливаться, так как просто выходить на дорожку или тягать штангу людям не очень интересно, наступил другой уровень, когда есть с кем себя сравнивать, а это уже импульс и тяга соревноваться. Я вижу новый виток и тренд — люди хотят испытать себя, почувствовать свои силы и сравнить себя с другими.

    Что касается сверхзадач, то, конечно, в спорте они более четко обозначены. Либо проплыл, либо пробежал за конкретное время — набрал определенное количество очков. В спорте цепочка такая: спортсмен, находящийся в некой детской спортивной школе, напрямую на зарплату тренера не влияет. У нас практически нет частных клубов, кроме игровых видов спорта, конечно. Поэтому тренер нагружен ответственностью со стороны своего руководства и не может быть, возможно, радостен на каждой тренировке, так как если ты проиграл, то он вообще может потерять в зарплате. А в фитнесе даже если человек уронил штангу, не поднял груз, не проплыл свои 150 м, ему скажут: приходи завтра, завтра у тебя все получится. Если вы сильно напряжете человека, он, наоборот, уйдет туда, где ему будут рады. И это принципиальное отличие. Если мы перейдем на другую стезю, на которой у нас образуются частные клубы в сфере спортивной подготовки, тогда где-то дороги сойдутся. Когда ты платишь деньги тренеру, ты являешься частью его зарплаты, и ты, и он всегда имеете право выбора. Он мотивирован и готов предложить тебе максимум, а если не предлагает, ты просто переходишь к другому. Все по-честному. У нас переход считается чем-то серьезным, особенно для тренера. Вот вы с учеником проработали восемь лет, с нуля подняли его до мастера спорта. И тут он говорит: «Вы знаете, а я поеду в Краснодар, потому что там тепло, там открытый 50-метровый бассейн, а мы тут под крышей». И все. Вы теряете зарплату и удержать его уже никак не можете. Поэтому эти взаимоотношения влияют на общую атмосферу. Думаю, в будущем будет более правильное распределение сил и средств, но пока мы до этого не дошли.

 

Спортсмены-пловцы большую часть своей жизни проводят в воде, существует ли у них некое представление о философии воды, если так можно выразиться? У вас ведь наверняка к воде какое-то особое отношение, почему вообще у человека возникает эта тяга — проживать большую часть своей жизни в воде?

     Мы возвращаемся к истокам: ведь все мы появились из воды, окружены водой, свободное время проводим у воды — у озера, моря, реки. Думаю, что, живя на планете, большую часть которой занимает вода, никуда от этого не деться. Что для меня вода? Это тренировки. То есть она всегда была моим инструментом и явлением, которое все время приходилось преодолевать. Бороться с водой нельзя, со стихией — вообще бесполезно. Нужно чувствовать воду и использовать ее силу и энергию себе во благо.