Юлия Пересильд: «МКС — это идеальная модель мира»

Юля, мечтали ли вы в детстве оказаться в космосе?

Нет, я никогда не думала об этом, впрочем, актрисой я тоже не мечтала стать. Мои родители не связаны с искусством, и мое псковское детство было достаточно суровым. Единственное, что меня связывало с космосом до «Вызова», — одноименный этюд по сценическому движению, который мы делали с моим однокурсником Пашей Акимкиным в 2003 году, — это видео до сих пор болтается в сети. Я была толстой девочкой, при­ехавшей из Пскова, и никто не хотел со мной ставить этюды, кроме Паши, который меня очень любил. В результате, на всех слетах выступали с ним. Это было очень смешно.

Когда по Первому каналу был объявлен кастинг на роль в фильме, который будет сниматься на МКС, что вас побудило подать заявку?

Поздно ночью мне позвонила Лиза Муравкина — президент фонда «Галчонок», соучредителем которого я являюсь, и рассказала про отбор. «Давай мы тебе сделаем скафандр с «галчонком» и ты полетишь», — пошутила она. Я посмотрела ролики и подумала: «Неужели это правда?» Потом узнала, что одним из продюсеров проекта будет Эдуард Илоян из команды Start, с которым мы работали на сериале «Медиатор». Я набрала ему и спросила: «Это по-настоящему? Он сказал: «Да, мы в шоке от того, что задумали, но намерены это осуществить!» В итоге я записала «письмо Татьяны» и отправила заявку, которая благополучно где-то затерялась. Обо мне вспомнили, когда начался актерский отбор. На тот момент прошла только Алена Мордовина, я была в третьей группе кандидатов. Когда мне позвонили и пригласили на пробы, у меня были съемки в Грузии. Началось тяжелейшее согласование, меня просили отменить все спектакли и съемки, но я не согласилась. В результате меня дождались. А потом начался медицинский отбор.

В чем он заключался?

Мы проходили серьезное медицинское обследование в Волынской больнице. Проверяли буквально все: от того, насколько у меня ровная носовая перегородка, до позвоночника и зубов. Делали КТ, МРТ. Много людей «посыпалось» на вестибулярном кресле — при мне пару человек буквально оттуда выносили. А для меня это было приятным испытанием: я с детства люблю аттракционы, падения, кручения — начиная от Сочи Парка, заканчивая Диснейлендом.

Что было самым сложным?

Скажем так: легкого там не было ничего. Возьмем хотя бы вестибулярное кресло — в него нужно было сесть под камеры Первого канала, не зная, как отреагирует твой организм. Это был огромный стресс: никому не хотелось блевать на камеры. Мы проходили испытания, о которых не имели ни малейшего представления. Например, я не знала, что барокамера — это огромная железная бочка, где сначала тебя поднимают на высоту 5000 м, затем надевают кислородную маску и поднимают до 10 000. В какой-то момент я расслабилась и решила: пусть они делают все, что хотят. Медкомиссия началась 29 марта и закончилась 15 апреля, а потом наступил месяц неопределенности и ожидания. Только в середине мая состоялись актерские пробы, которые я прошла и уже ждала ответа госкомиссии.

Какое испытание вам запомнилось больше всего?

Психологическое. Восемь специалистов давали непростые, многосложные задания, с помощью которых меня проверяли на эмоциональную устойчивость, умение работать в команде и реакции в критических ситуациях.

Вас удивило то, что вы с легкостью все прошли?

По поводу психологических тестов я была в себе уверена. Сначала было собеседование: нужно было рассказать о себе, уложившись в пять минут, не глядя на часы. Я уложилась секунда в секунду, а когда мне задали дополнительный вопрос, сказала: «Мне кажется, мое время вышло». Если ты работаешь в театре с хорошим режиссером, ты четко чувствуешь время. Дальше мне стали задавать многочисленные вопросы, один из них был: «Чего вы ждете от этого проекта?» На что я ответила: «Для начала скажите, что ждете вы, люди из космической отрасли». Они выдержали паузу, после чего сказали, что почувствовали с моей стороны психологический прессинг. (Смеется.)

Так чего в итоге ждали вы?

Сказала, что жду хорошего кино, иначе лететь в космос смысла нет.

Как за четыре месяца вы смогли подготовиться к полету, ведь обычно это занимает годы?

Поверьте, это было непросто. Активная подготовка началась 24 мая — в День славянской письменности. Я хорошо запомнила этот день, потому что мне вручили огромную стопку технической литературы и сказали: «Через неделю у нас зачет по конструкции и компоновке транспортного корабля «Союз». До этого момента ракету я представляла себе примерно так, как ее рисуют дети. В первый месяц, когда мы изучали теорию, казалось, что у меня сломается мозг. Я неплохо знаю химию и математику, но с физикой никогда особо не дружила. А тут «баллистика», «бытовой отсек», какая ступень на какой секунде отделяется… Учила все ночами. Каждую неделю у нас были теоретические зачеты, потом началась физкультура и тренировки в корабле, и они длились по шесть часов: полеты в невесомости, сухое выживание, где отрабатывалось приземление на воду в случае нештатной ситуации, и т. д.

Вам приходилось постоянно преодолевать себя?

Я достаточно выносливый человек, но начать бегать по 5 км в 37 лет было непросто — болели мышцы. Отжималась я всегда неплохо, а вот плавать профессионально не умела, как и прыгать с вышки — заставили. (Смеется.) Меня не спрашивали, можешь ты или нет, есть задача — надо выполнять. Спортом я никогда не занималась, при этом по жизни я достаточно активный человек, не сижу на месте. Восхищаюсь людьми, у которых хватает времени, терпения и сил на занятия спортом, но не могу причислить себя к ним. У меня есть спектакли, которые идут три часа и требуют большой физической активности.

Вы увлекаетесь пилатесом? Вы неоднократно публиковали видео с занятий.

Я увлекаюсь не пилатесом, а Денисом Сычевым. (Смеется.) Это мой тренер, с которым мы знакомы много лет. Но хожу крайне нерегулярно: когда приходится спать в самолетах, не до пилатеса. Как-то пожаловалась Денису, что не вижу эффекта, на что он мне ответил: «Заюш, тренировка один раз в год — это маловато».

То есть, коврик с собой в экспедиции не возите?

Сейчас я увлеклась цигуном, для этого коврик не нужен. После занятий быстро увидела результат — чувствую прилив энергии, которой порой мне очень не хватает. И теперь с удовольствием каждый день часа полтора занимаюсь.

Возвращаясь к вашим космическим тренировкам, к какому результату вы пришли?

Я выдерживаю 20 минут вестибулярного кресла, а это очень много. Попробуйте покататься хотя бы три минуты на карусели — и поймете. Ортостатически устойчива: лежала вниз головой 45 минут на ортостоле. Скажу так: общая физическая подготовка была важна, но космонавты и участники космических экспедиций не олимпийские спортсмены, у нас не было задачи ставить рекорды.

Юля, когда наступил день отправления, не захотелось ли вам повернуть все вспять? Не было страха?

Надо отдать должное специалистам высочайшего уровня ЦПК, которые нас очень серьезно подготовили за три с половиной месяца. Да, было нервно, но с психологической точки зрения я была готова. Меня «накрыло» накануне отъезда на Байконур, во время традиционного прощального завтрака экипажа в столовой ЦПК. Я понимала, что почти на месяц мне придется уехать от детей (12 дней в космосе плюс карантин), а на такой срок я оставляла их впервые. К прощанию с дочерьми за стеклом я со своим психотерапевтом готовилась очень серьезно — это было тяжело. В моей книге есть такая глава — «Диалоги со смертью», где я подробно описываю, что со мной происходило в тот момент, о чем я думала. Размышляла о невероятной хрупкости пространства, о том, что ты никогда не знаешь, что будет завтра. В ракету я садилась очень спокойной, сконцентрированной, потому что четко понимала: одно неверное действие может привести к гибели не только меня, но и экипажа. Среди нас был единственный профессионал — космонавт Антон Шкаплеров, который управлял кораблем. Про нас писали, что мы были космическими туристами, но это не так: мы были членами команды и выполняли за­ дачи: я откачивала конденсат, включала РПВ-2.

Расскажите подробнее про стартовый день.

Мы встали в три утра, сделали клизму, потом нас обработали спиртом, затем был микробиологический контроль — куча всевозможных манипуляций. А еще мне нужно было накраситься по референсам, утвержденным с Климом Шипенко. Есть видео, где я наношу макияж, делюсь своими впечатлениями… Но, судя по тому, что мои брови были иссиня черными, понятно, что я была не совсем в адеквате, у меня был адреналиновый шок. А казалось, что я все контролировала…

Какие косметические средства вы взяли с собой на орбиту и были ли к ним особые требования?

Да, это было очень смешно. Есть такая «укладка «комфорт» (индивидуальная сумка. — Прим. ред.): все, что туда поместится, ты можешь взять с собой; все, что не влезет, — нет. Других вариантов нет. Это было целое дело. Я даже не предполагала, насколько может быть серьезным сбор косметички. Каждый предмет нужно было взвесить — играли роль даже 0,2 г. Перед тем как положить тональный крем, я должна была предоставить «Роскосмосу» не только состав средства, но и информацию о том, из чего произведен тюбик. В магазинах спрашивала сертификат на упаковку, чем очень нервировала продавцов. В общем, каждый карандаш для губ был проверен. Космос — консервативная организация со строгими правилами. Там это наше киношное «Ой, а давайте еще это положим, у меня идея!» не работает. Нам было сложно понять, как так можно существовать, но и они пережили с нами непростое время: им было непонятно, как все может меняться в последний момент. У них планы выстраиваются на пятилетку вперед, а в кино — в ночь накануне съемок. В нашем проекте соединились две противоположные сферы. Конфликтов было много, но сейчас, спустя время, у меня осталась только благодарность к людям, которые в нас поверили. Задача была невыполнимой, но все получилось и мы сняли хорошее кино. Недавно я поймала себя на мысли, что скучаю по людям из ЦПК. А они, уверена, по нашим безумствам.

Юля, вы недавно выпустили книгу «Это космос, детка», почему вдруг вы решили попробовать себя в литературе?

С восьмого класса я веду дневник. По сути, это мой психотерапевт. Когда началась подготовка к полету, я каждый день что-то писала, а когда мы отправились в космос, подумала, что было бы классно все зафиксировать. Все 12 дней описывала свои впечатления — карандашом и голосовыми. Дневник МКС расписала по минутам. Когда прилетела, решила задокументировать. Вместе со своей подругой Лерой Гуменюк, бывшим завлитом театра на Малой Бронной, мы стали записывать мои рассказы в режиме интервью. Работа длилась порядка двух лет, в какой-то момент мне даже пришлось отказаться от каких-то съемок, чтобы все-таки дописать книгу. Это был очень непростой, кропотливый процесс, но сейчас я очень рада, что у меня хватило терпения довести все до ума.

Как изменилась ваша жизнь после «Вызова»?

После этого путешествия у меня произошла серьезная переоценка ценностей. Будучи на орбите, я постоянно думала, увижу ли я детей еще раз или нет. У меня был один сеанс связи с ними — спасибо Антону Шкаплерову, который разрешил нам позвонить по IP-телефонии. Когда тебе доступно все: семья, друзья, встречи, — кажется, что так будет всегда. А когда ты осознаешь, что велик шанс потерять это, отношение становится иным. Ты понимаешь, что счастье — это просто быть рядом с детьми.

Юля, после «Вызова» о вас узнала вся страна, недавно вам присудили госпремию. Поменялся ли у вас критерий выбора проектов, готовы ли вы сняться, например, в малобюджетном кино?

Важно, чтобы идеи, которые предлагает режиссер, меня увлекали. Если режиссер видит в тебе то, чего ты сам в себе не видишь, это всегда интересно. А где это происходит: на сцене в театре, в авторском кино, не имеет значения. Я никогда не ограничивала себя, что, мол, буду сниматься только в коммерчески успешных фильмах. Да, какие-то вещи можно просчитать, но никто наверняка не знает, случится ли в этом фильме чудо или нет. Режиссер должен верить в главную героиню. Так у меня случилось когда-то с Сережей Мокрицким — режиссером фильма «Битва за Севастополь». Хорошо помню: когда мы начинали работать, многие были против моего участия. Это не помешало нам сделать прекрасное кино, которое любимо зрителями, а их сложно обмануть.

Расскажите о фильмах, в которых вы заняты сейчас.

После «Вызова» я сделала довольно большую паузу, чтобы разобраться в себе и своих желаниях, и сейчас с удовольствием вернулась в кино. Снялась у Андрея Кравчука в фильме «Императрицы», где сыграла Елизавету Петровну. С Андреем Юрьевичем мы знакомы достаточно давно, но никогда вместе не работали. Во время съемок я ловила себя на мысли, как прекрасно мы друг друга слышим, как мне отзывается все, что он говорит. Вторая картина, где я сейчас снимаюсь, — детская сказка «Финист. Первый Богатырь» режиссера Димы Дьяченко, где я наконец играю Бабу-ягу. Это роль мечты. Гештальт со Снегурочкой у меня закрыт — ее я сыграла у Кирилла Серебренникова в «Петровы в гриппе», а теперь Баба-яга. Получаю от процесса огромный кайф, потому что в жанре сказки никогда не работала.

В фильме «Нина», который вошел в программу Шанхайского кинофестиваля, вы снимались в Грузии с Евгением Цыгановым, с которым неоднократно работали вместе. Какими были эти съемки?

Я очень люблю работать с Женей Цыгановым — с ним всегда очень интересно, мы столько разных тем обсуждали. Мы попали в Грузию в локдаун. С одной стороны, это было ужасно: не работали магазины и был комендантский час. А с другой — прекрасно: мы объехали все монастыри, Кахетию, когда туристов не было вообще. Воспоминания фантастические! Мне кажется, именно Грузия дала мне силы на «Вызов» и зарядила энергией. Мы жили напротив храма Самеба, ходили туда на службу, слушали песнопения. Я никогда не видела такое количество молодых, современных людей в храме. Съемки не были простыми, но они проходили на фоне невероятной красоты. Я влюбилась в эту страну! Благодаря съемкам мы с детьми провели в Грузии полтора месяца. У девочек была невероятная няня Эка, которая на­учила их готовить хачапури, хинкали, чурчхелу, а также прекрасный водитель Вахтанг — мы до сих пор дружим. Дети каждое лето ездят в Тбилиси, надеюсь, в этом году тоже вырвемся туда хоть на пару дней. Мы ходили в гости к актеру Андро Чичинадзе, с которым вместе снимались, общались с его прекрасными родителями, побывали на грузинских застольях… Дети часто говорят: «Мы соскучились по Тбилиси!» Это так здорово, что они погрузились в эту культуру, смогли изучить страну, почувствовать теплоту людей. Такое прозрение, кстати, у меня случилось на МКС. Нас было десять человек: пять представителей российского и пять международного экипажа. Каждый день мы вместе ужинали, общались, делились своей едой: «отправляли» друг другу банки с едой, чтобы каждый мог попробовать. И я поймала себя на мысли, что МКС — это идеальная система мира, где нет границ, национальностей, нет ничего, что разделяет людей, — люки на станции постоянно открыты. А есть десять человек, висящих в черном ледяном космосе, которым нечего делить, а просто нужно быть вместе. Я рада, что у моих детей есть осознание того, что главное — люди, а все остальное неважно.

Юля, к разговору про ужины: каким был ваш космический рацион?

Консервы, борщ. У нас было хорошее питание, но оно все равно быстро надоело. Вы знали, что рацион космонавта — 3600 килокалорий? При этом мы умудрились похудеть, хотя спортом не занимались, только снимали кино! На земле, чтобы добиться позитивных изменений, мне нужно 1200 килокалорий, правда, считать я их не умею. Иногда я заказываю рацион питания, где все уже рассчитано.

Вообще, вопрос питания важный. Если до 30 лет ты можешь не думать об этом, то после должен понимать, что только ты несешь ответственность за то, что ешь и как выглядишь. Все просто: если съел торт, иди тренируйся. Не хочешь тренироваться — не ешь торт. Я против изнурительных, неадекватных диет. Но если понимаю, что для съемок мне нужно выглядеть определенным образом, начинаю работать над собой. Моя профессия требует постоянных изменений, где-то я должна быть полнее, где-то худее. Для «Холодного танго» Павла Чухрая я похудела до 55 кг — столько не весила даже в девятом классе. На два месяца сама для себя составила программу питания, отказалась от молочного и сладкого. Сама я пока не пробовала, но, мне кажется, здорово, когда люди обращаются к профессионалам, например нутрициологам, которые могут грамотно рассчитать рацион. Красота — это работа, волшебной пилюли тут нет. Как говорит моя героиня в спектакле «Пеппи Длинный чулок», «я пилюльку проглочу, старой стать я не хочу», но это возможно только в театре.

Юля, вам хватает времени на театр?

Сейчас идут репетиции в Театре наций — осенью мы выпускаем спектакль «Последнее лето», постановка Данила Чащина по пьесе Анны Козловой, автора сценария «Медиатора». Действие происходит на даче в Кокколе в начале прошлого века. Больше ничего рассказывать не могу, чтобы не было спойлеров. Очень жду премьеру — я безумно соскучилась по театру!