Президент и основатель «Русской Фитнес Группы», представляющей сеть фитнес-клубов World Class, об истории бренда, жизненных ориентирах, переломных моментах в работе и личной жизни, отношении к спорту и бизнесу.
Этой весной исполняется 25 лет со дня основания World Class. Как ты cмотришь на компанию сейчас? Что ты видишь в итоге, спустя 25 лет?
Самое главное, что мы сделали за 25 лет, — создали бренд World Class и ввели моду на занятия фитнесом. В 1993 году Россия была на нулевой отметке в мире фитнеса. Сегодня World Class — это 82 успешно работающих клуба в России и еще четыре за границей, объединенные не только именем, но и едиными ценностями и высокими стандартами качества услуг. World Class входит в десятку лучших мировых фитнес-брендов. И я точно знаю, какой путь мы, вся команда, для этого прошли. Оглядываясь назад, я горжусь, что мы были пионерами фитнеса. Кроме того, мы создали у профессионалов спорта понимание, что их карьера может продолжиться, только в другой ипостаси, в роли фитнес-инструктора. До нас этой профессии вообще не было. Тогда были только тренеры по ОФП и тренеры-преподаватели физической культуры, которые работали на предприятиях. То, что в Советском Союзе существовало самое массовое физкультурное движение, вообще большой миф. Все было для галочки. Я говорю о Союзе, в котором я жила и который застала. Один из постулатов World Class, одна из наших ценностей — мы никогда ничего не делали для проформы. Если ты понимаешь, что твои сотрудники работают для галочки, что их мотивацией являются отчет и страх перед начальством, и это превращается в систему функционирования компании, то, какой бы ни был успешный стартап, бренд жизнеспособным не будет. Нам же удалось создать фантастически жизнеспособный бренд.
Сначала ты была собственником бизнеса, а потом...
Да, я была единственным собственником бизнеса, но со временем у меня появились партнеры: к нам присоединился «Альфа-Капитал Партнерс». Затем мы сделали великолепный M&A (mergers and acquisitions, или слияние и поглощение. — Прим. авт.) с «Макси-спортом», и появился еще один партнер — Максим Игнатьев. Мы имплементировали «Макси-спорт» в World Class. Потом компания «Альфа-Капитал Партнерс» продала свою долю, и появились новые партнеры — «ВТБ Капитал» и Goldman Sachs.
Это произошло в 2013 году?
Да, мне удалось трансформировать собственную частную компанию в корпоративную структуру, где я была директором и буквально строила все своими руками: ездила на котлованы, на стройки, на переговоры, а в 90-х и на стрелки, чего уж греха таить...
На стрелки?
Конечно, а как иначе. Стрелки. Ну, с женщиной, наверное, так никто не говорил: стрелки. Скажем так, на встречи определенного характера. И все мы это проходили — такие были времена.
Рейдеры?
Рейдеров у меня никогда не было. Какие-то рейдеришки пытались что-то сделать, но когда ты ни у кого ничего не берешь незаконно, когда тебе никто ничего не приносит краденого, то у тебя и проблем не возникает. Что можно было мне предъявить? Как захватить? Я же World Class создала, управляла, много лет сама руководила клубами в режиме 24×7, как такое захватить? Кто управлять-то будет? После первого клуба появился второй, третий, четвертый — все на заработанные самим же бизнесом деньги. Я всегда жила по средствам. Женщина вообще более бережлива и аккуратна, менее авантюрна в бизнесе. Мои встречи были сопряжены не с дележом бизнеса или какими-то материальными аспектами, а были посвящены просьбам и увещеваниям, чтобы ребята определенной профессии или определенного рода деятельности не ходили в мои клубы. И, надо сказать, мне шли навстречу. В основном это было связано с Житной, первым клубом. Потому что я тогда прекрасно понимала, что, если придут «они», уйдут другие.
«Они» — это воры в законе, авторитеты?
Ну нет, не воры в законе. Никакие не авторитеты. Пацаны, так назовем. Многие из них качались, а я поняла, что не хочу такой аудитории. Я хотела, чтобы мой клуб объединил успешных людей самых разных профессий новой России.
Насколько тогда этот бизнес был опасен в принципе с точки зрения личной безопасности?
Я совершенно не думала о том, что это может быть опасно. Мой папа — известный адвокат. Я с детства выросла с ощущением, что люди определенного рода деятельности обращаются к нему за помощью. И, что важнее, у меня всегда была внутренняя уверенность в своей правоте и в том, что есть справедливость, потому что я никогда ничего ни у кого не украла и все, чего мне удалось добиться, — это плоды моего труда и работоспособности. Возможно, потом это ощущение меня подвело.
Подвело каким образом?
В истории с детьми. Личная история. Потому что я просто не могла себе представить, что такое может произойти. Просто не могла.
Менялась компания, менялась ты. Как ты сейчас вовлечена в деятельность World Class? Это больше определение стратегии или оперативное управление?
Больше стратегия, анализ того, что происходит в нашей компании и в индустрии фитнеса. Когда проводила первую сделку (продажа доли «Альфа-Капитал Партнерс»), я много советовалась с моим другом Александром Мамутом. И он мне, как опытнейший инвестор, сказал тогда одну фразу: «Послушай, ты должна понять одно — ты вступаешь в другую жизнь, и кроме тебя и твоих личных решений будут партнеры. Если ты пошла на то, чтобы пригласить инвесторов, ты должна принять правила корпоративного руководства компании, а они отличаются коренным образом». И я это приняла. Поэтому, нанимая генерального директора (CEO) и финансового директора, я понимала, что, если буду влезать в оперативное руководство на ежедневной основе, буду мешать людям профессионально развиваться. Они пришли ко мне в компанию не только зарабатывать деньги, а расти как управленцы. Если требовать от них спрашивать на все моего разрешения, кто пойдет на эту работу? Талантливый человек, у которого есть амбиции, не пойдет. Это значит, ты будешь иметь каких-то «тють». Или жополизов. Или каких-то средненьких людей. А я люблю ярких, талантливых. Уважаю людей думающих, амбициозных, которые любят мою компанию, заботятся о ней, которые хотят продвинуть ее вперед. Поэтому я поставила самой себе одно условие: влезать в оперативное управление компанией не больше, чем я должна это делать как председатель совета директоров, президент фитнес-клубов и акционер. И это у нас очень четко прописано, регламентировано в наших акционерных документах.
Какая у тебя доля в компании сейчас?
Мы не раскрываем эти данные. Но, скажем так, у меня самый крупный пакет.
То есть контрольный?
Ни у кого нет контроля. Так построено наше партнерство: у нас нет единого контролирующего акционера. И за все эти годы не было ни одного корпоративного конфликта. Мы садимся за стол и всегда все обсуждаем. Если я, например, с чем-то не согласна, но меня убеждают, что это правильно, я готова принять другую точку зрения. Глупо упираться только ради того, чтобы продавить собственное мнение. Гораздо рациональнее проводить мозговой штурм и вырабатывать общее решение. Что касается развития бренда, да, сейчас это довольно крупная компания, в которой работает около 3000 человек. Раньше я знала всех тренеров, управляющих, ресепшионистов и кассиров по именам или в лицо, теперь это невозможно. Конечно, я больше занимаюсь стратегией, анализом текущего положения дел. Ежедневно посещаю клуб (занимаюсь по два часа в зале, регулярно посещаю наши спа и общаюсь с тренерами и косметологами в разных городах и странах), поэтому имею возможность взглянуть на бизнес и как клиент — это очень важно. Отчеты и анализы я проверяю как управленец, а качество услуг оцениваю как член клуба. Я много летаю и бываю в самых разных точках страны и о своем приходе в клуб никогда специально не предупреждаю — это лучший способ держать руку на пульсе.
Мне много пишут про свои наблюдения, замечания, благодарности в инстаграм, в личные сообщения, на почту. Я это очень ценю. Ко мне всегда можно обратиться. Мои сотрудники с первого дня работы знают, что можно подойти и рассказать, что их волнует, — я обязательно выслушаю и отреагирую. Я только анонимки терпеть не могу, но, слава богу, это нечасто происходит.
«ВТБ Капитал» сейчас выходит из акционеров компании, почему?
Это обычная форма сотрудничества с инвестфондами. У них плечо в среднем 3-5 лет. Вот Goldman Sachs с нами уже больше 10 лет, и я этим очень горжусь. Это самый крутой банк в мире, который укрупнил свою долю при выходе предыдущего акционера — «Альфа-Капитал Партнерс».
Человек, который ведет бизнес, в идеале должен разбираться в людях. Ты часто ошибалась в людях?
Если говорить о профессиональной сфере, в Советском Союзе нас воспитывали быть очень преданными месту работы. Но когда через несколько лет после открытия World Class появился клуб Gold’s Gym, который создали наши же клиенты и переманили часть людей, поднялась первая волна негодования, потому что меня здорово накручивал тогдашний директор и топ-менеджеры. Позже наш менеджер по продажам вместе с женой открыли Orange Fitness. Вторая волна негодования. Однажды вечером, сидя дома, я подумала, что впереди будет еще много такого. По прошествии лет в подобных ситуациях я понимала, что каждый волен выбирать свою судьбу. У человека всегда должен быть выбор. А мне нужно постараться сделать так, чтобы работа в World Class — в наших клубах — была настолько привлекательна для сотрудников, чтобы они не стремились уходить. Что это может быть? Справедливая оплата труда, постоянный поток клиентов, социальная защита, внимание, помощь в сложной жизненной ситуации. Когда сотрудник предлагает какую-то свою идею, которую я не могу поддержать или в нее инвестировать, он идет открывать собственное дело на свой страх и риск. И, если он добивается успеха, я могу этим только гордиться.
Но есть и другие ситуации, конечно, когда люди безобразно предают. Воруют у своей компании. Компании, которая их вырастила, которая им доверяла, которая ни на секунду их не подвела. Причем не только деньги из кассы. Воруют сотрудников, которых World Class нашел, обучил, воспитал, дал клиентов. Уходят на новое место работы и пытаются забрать лучших, предлагая им на 30 серебряников больше. И я тебе расскажу, как реагирую на это.
Как?
Никак. Люди несовершенны. Не надо рассчитывать, что все 100% сотрудников обладают лучшими человеческими качествами. Главное — идти вперед. Никогда не мстить. Нет смысла тратить энергию и время жизни на продумывание и осуществление мести. Что это принесет? Ничего. Самая крутая месть — это когда твоя команда развивается, реализует интересные, успешные проекты, оставляя других далеко позади. А этот отщепенец сидит у своего разбитого корыта и смотрит, как фантастический лайнер идет своим ходом и даже его уже и не видит, потому что расстояние слишком велико. У нас есть тому яркие примеры. Не хотелось бы конкретизировать, но были те, которые к нам относились агрессивно, некрасиво и непорядочно. И я своим сотрудникам просто сказала: «Стоп, я даже слушать об этом не хочу, кто и как поступил или обидел компанию. Нас они не должны волновать, нас волнуют только наши члены клуба, фитнес-программы, клубы и команда».
Ты когда-то думала уходить в другие виды бизнеса?
У меня всегда получается то, что мне очень интересно. Вот мне было интересно коллекционировать искусство. Очень много, львиную долю своих доходов до определенного времени я тратила на приобретение современного искусства, ездила на все биеннале, ходила на выставки, смотрела многочисленные аукционные каталоги, сама участвовала в аукционах. В определенный момент, когда мне было очень сложно, эта коллекция меня выручила. Финансово выручила. При этом мое увлечение не было для меня бизнесом, просто входило в зону моих интересов. Так и с фитнесом. Я очень люблю то, что делаю. Мой папа, настоящий спортивный болельщик, воспитал во мне необыкновенную преданность и любовь к спорту. Я чувствую его, чувствую людей спорта, тренеров. Например, когда инструктор только заходит в зал, по тому, как он одет, как ведет себя, как общается с коллегами и членами клуба, я могу определить его профессиональный уровень и понять, что им движет, какая мотивация, чего и от кого ждать. Может, это и самонадеянно, но это так. Я люблю мир спорта, понимаю его и уважаю. Поэтому уходить в другую индустрию мне просто не интересно.
Получается, ты не классический бизнесмен, которому все равно, чем заниматься.
В этом плане я совсем не классический бизнесмен — мне не все равно, чем заниматься. Любой бизнес требует много времени, полного погружения и внимания. Например, я открыла клинику «Наследники» с врачами, которые в свое время мне помогли, за что им громадное спасибо. Благодаря им я стала мамой. Я верю в проект. Это был, пожалуй, мой долг благодарности им. И понимание, что мы сможем в сложной ситуации помочь какой-то паре стать родителями. У нас небольшой центр, который хорошо работает, но говорить о том, чтобы сделать из него большую сеть или медицинскую клинику, — нет. Дальше того, что уже есть, мои амбиции не простираются, а в спорте они глобальнее.
А почему ты вышла из Общественного совета при уполномоченном по правам ребенка? Из-за закона Димы Яковлева? Ты была против?
С законом Димы Яковлева я не могу полностью согласиться. А из совета я специально не выходила. Там поменялся руководитель, пришла Анна Кузнецова (уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка. — Прим. авт.), с которой я лично не знакома. Павел Астахов очень многое сделал. Он работал на этом поприще, не щадя живота своего. Будучи очень благополучным московским адвокатом, который не испытывал проблем ни со связями, ни с деятельностью, ни с клиентурой, он пошел на очень серьезную неблагодарную работу.
Но ваши позиции в итоге разошлись.
Разошлись, но я частное лицо. Как гражданин государства, я могу иметь какую угодно позицию, потому что я человек, не встроенный в систему государственного управления. Люди, которые работают в системе государства, государевы служащие — чиновники, какая у них позиция? Откуда мы знаем? Есть общая позиция, которую высказало государство. Будучи там, я, читая документы, хочу сказать только одно: между Россией и США действительно не были налажены контакт и работа по отслеживанию того, что происходит с детишками, которых туда увозят. И, к сожалению, достаточно регулярно происходили случаи насилия — пары не были подготовлены. Когда берешь ребенка, который может быть нездоровым, нужно быть очень подготовленной семьей. По моему мнению, необходимо было не запрещать, а иначе организовать работу контроля.
Наша общая знакомая Ксения Собчак стала кандидатом в президенты. Как ты к этому относишься?
Ты знаешь, для меня это, как ни странно, очень естественный и очевидный шаг с ее стороны. Мы постоянно с ней спорим, у нас во многом разные позиции, взгляды, но мы живем в России, говорим по-русски, наши родители здесь родились и живут, и никто никуда не уехал. И я хочу продолжать дальше жить в своей стране. Поэтому хочется, чтобы жизнь была лучше. Не только у меня, а вообще, в принципе. У Ксении вся семья — политики. У нее отец был политиком. У нее мама политик, куда еще деваться? С возрастом это начинает проявляться. Для нее это естественно. У меня в семье политиков нет — мама с папой никогда даже членами партии не были по принципиальным соображениям. Они созидательные, трудолюбивые граждане. Папа меня всегда учил тому, что закон надо уважать и соблюдать. Но политических устремлений ни у кого в семье не было. У нее другая ситуация: для Ксении политика — это ее мир, ее детство, отрочество и вот теперь зрелость.
Ты общаешься с политиками, знаешь их. Неужели больше никаких предложений к тебе со стороны государства или политиков не было?
У меня было предложение принять участие в конкурсе. Очень неожиданное и смелое. Я загорелась. Мне стало интересно.
Что за предложение?
Возглавить РУСАДА. Именно в тот момент, когда тяжело. Как кризисный менеджер.
И...?
Не прошла, иностранцы меня не взяли.
Из WADA?
Да.
Почему?
Я посылала заявку на общих основаниях. На соискание этой должности было подано более 700 заявок. Не знаю почему, но не прошла. Мне кажется, что есть все основания для того, чтобы РУСАДА возродилась, и даже не с нуля, а с минусовой точки. Мне было бы интересно сделать это. Казалось, что я понимаю, как и кого организовать и привлечь. Но, может быть, их смутило то, что я благополучный человек, а это такая пахота... за маленькую зарплату.
Напротив. Ты же не на зарплату претендовала.
Не на зарплату. Я считаю, что это совершенно нерутинная работа, это работа креативная, очень похожая на то, что я когда-то сделала в World Class. Потому что там есть, с одной стороны, образовательный блок, который очень важен и которому WADA и все национальные агентства уделяют особое место, и блок технический, непосредственно сбор проб. Мне кажется, у меня бы получилось, поэтому и заявку подавала.
Твое отношение к допинговому скандалу?
Я считаю, что ошибкой было приглашать на эту должность Григория Родченкова. Спорт высших достижений во многом связан с идеологией, с политикой. Это мирная война, без бомб. Ты показываешь, «кто в доме хозяин», кто чемпион, кто лидер. Это возможность объединения нации не вокруг трагедии, а вокруг спортивных баталий. В этом случае все бастионы, особенно такой важный, как антидопинговая лаборатория, должны быть подконтрольны честному, лояльному, преданному своей стране человеку. Человек, приехавший из Канады и работавший в Калгари в антидопинговом центре; человек, замешанный в распространении запрещенных препаратов, с диагнозом «шизофрения», пытавшийся покончить жизнь самоубийством, когда правоохранительные органы заинтересовались его деятельностью, наверное, был не лучшим выбором. Конечно, как профессионал он, скорее всего, очень талантливый химик. Но если мы посмотрим на его путь, то, конечно, он во многом создатель порочной системы.
Подмены проб?
Я не хочу утверждать, подмены или манипуляций с допингом. Системы нечестной работы антидопинговой лаборатории. Другое дело — эту систему приняли, закрывали на это глаза, дали Родченкову расцвести пышным цветом или нет?
В этом и есть главный вопрос.
Это и для меня вопрос.
Ты как считаешь?
Я считаю, что это большая ошибка, потому что — знали или не знали, неизвестно. Я не хочу никого огульно обвинять. Но даже если не знали, значит, пропустили. Такого не должно было произойти.
Ошибка контролирующих органов? Министерства спорта?
Я не хочу вешать шаблоны. Те, кто уполномочен был за этим следить и с этим работать, совершили ошибку, пропустив серьезные, критические нарушения. Я исхожу из логики, что не знали. Безусловно, еще идет колоссальная борьба за абсолютный контроль всего мирового спортивного движения. Это очень сложный клубок интересов, интересов политических. И такие, казалось бы, маленькие люди, как Г. Родченков или Ю. Степанова, а также мировые медиа, жадные до сенсации, используются в этой сложносочиненной интриге. Очень жаль, что спортсмены падают жертвой закулисных игр. Но что хорошего можно извлечь из этой ситуации? Это ужесточение законодательства. Я обеими руками за строжайшее уголовное наказание тренеров и врачей за нарушение антидопинговых правил. Я сама профессиональная спортсменка. Мы все были одержимы желанием побеждать. Молодой человек, месяцами оторванный от родителей, на сборах и соревнованиях находится под влиянием своих тренеров, руководителей, врачей. И так просто его искусить, посоветовать, предложить. Это все равно что предлагать ребенку магическое нечто. Более того, важно образовывать самого спортсмена. Ведь многие ребята даже не понимают, что это допинг. И те, кто его им дает, это как продавцы наркотиков у школы.
Ты прошла через очень сложные личные испытания: громкий развод, суды, борьба за возможность видеться со своими детьми. Как ты сейчас смотришь на все, что пережила? Что помогло тебе справиться?
Безусловно, друзья. И, наверное, на первом месте мои старенькие родители. Потому что я понимала, что если не сохранюсь, то они — совершенные жертвы всей этой истории. Как и дети. Когда 24 ч. в день, даже во сне, мысли крутятся вокруг одного — как и что делать, куда еще бежать, какое очередное доказательство предоставить в суде? И вот эта эмоция: как же так, ведь это несправедливо?! Именно отключение эмоций помогло мне в определенный момент. Потому что, если их не отключать, ты себя сожжешь. Уже после того, как я стала публиковать свои воспоминания и обращения к детям на LiveJournal, чтобы они знали, что я за них боролась и хотела быть с ними, мне стали писать люди, которые не имели никаких публичных возможностей и средств на адвокатов — скромные женщины и мужчины.
Яна Рудковская, Кристина Орбакайте, я, конечно, прежде всего боролись за своих детей. Не хочу делать вид, что это было общественной борьбой. Но на той волне получалось, что мы боремся не только за своих, но и за других тоже. На одной из встреч с женщинами, находившимися в том же горьком положении, я увидела маму, которая от любви и горя довела себя до такого состояния, что у нее у самой уже был эмоциональный дисбаланс и ее саму, по-хорошему, нужно положить в клинику и успокоить: человек совершенно расшатался. Другие женщины были на полпути к этому. И я подумала: «Так, Оля, стоп». Мне показали, как это может быть, если я и дальше продолжу сжигать себя своими эмоциями и ощущением глобальной несправедливости происходящего.
А ведь на тебя еще давит общество: ну как же так, это несправедливо, борись давай. И я постаралась как-то оградиться, потому что люди, поддерживая и переживая, лишь подбрасывают в топку твоей борьбы еще больше угля. Я это остановила. Прекратила вообще разговоры о судах. Ведь со мной можно поговорить не только на эту тему. Я очень благодарна своему близкому другу Федору Бондарчуку, который сказал: «Послушай, все очень близкие люди и не только близкие сопереживают тебе и очень хотят помочь, но ты все время как зацикленная. Люди уже устали от того, что в общении с тобой они говорят только на одну тему. Слезай с нее, просто прекращай о ней говорить. Ты все и так делаешь, судишься. Если тебе нужна помощь — конкретно говори, что нужно, а не рассуждай». Так что я отключила эмоции: суды, как бы они ни проходили, это всего лишь суды. Опека, какая бы непрофессиональная и «людоедская» она ни была, просто опека. Тогда я поехала в Индию, потому что у меня начала отниматься правая часть лица. Я приходила в суд, нервничала и чувствовала, что у меня немеет лицо. Думаю: Господи, не приведи, чтобы инсульт хватил. Или на нервной почве перекосит. Или какое-то заболевание разовьется... И что дальше? Поняла, что надо себя вытаскивать. Поехала в Индию, восстановила регулярный режим тренировок. Дальше подумала, что нужен новый дом. Дом для меня очень важен. И все, что к нему относится, тоже: какая посуда, какой кофе, какое молоко, салфетки, картины. Я люблю дом, мне нравится его строить, ухаживать за ним. А еще я люблю гостей. У меня на тот момент не осталось дома. Ноль. Я оказалась на улице.
Насколько новая жизнь, новый дом взяли вверх и ты справилась?
Во-первых, хочу сказать про компанию. Как я благодарна своим партнерам по World Class. Ведь этот кошмар длился несколько лет и превратился в ежедневную работу и борьбу. Проходили бесконечные суды и разбирательства... И голова, ествественно, была занята не работой или стратегией развития. Партнеры очень внимательно и бережно ко мне отнеслись, вся компания поддерживала меня. Но, конечно, бизнесом тогда заниматься или думать о нем было невозможно. Фильм «Москва слезам не верит» все же смотрели? Вот и все. Вот и ответ. Что важно для женщины? Высший пилотаж: когда ты можешь и в своей профессии быть суперигроком, и в семье хозяйкой, и мамой, и женой. Ты душа дома — женщина. Это всегда сложно сбалансировать. Мне одна приятельница, очень известная в нашей стране дама, сказала: «Олечка, ты, конечно, у нас женщина с трудной судьбой».
Я ответила: «Нет, дорогая, я женщина с судьбой». Я и сейчас считаю, что здорово, что Господь мне послал путь и судьбу — яркую, написанную какими-то красками, не безликую. И испытания, которые я проходила, и радости, которые я получала и получаю, это очень страстно, очень интересно проживать. Поэтому я пытаюсь преуспеть везде. На этапе строительства компании больше уделяла время работе. Сейчас я так построила свою жизнь, что мне не нужно быть в офисе с 9:00 до 18:00. Могу себе позволить спланировать свое время без ущерба для бизнеса. Сотрудники и наши уважаемые члены клуба прочитают это интервью и скажут, ну как же так? Вот тогда, когда она сама всем занималась, у нас «деревья были большими». Мы все склонны ностальгировать по прошлому. Кто из нас не вспоминает сказочное эскимо по 11 копеек? Но надо смотреть на это с позиции сегодняшнего времени, с позиции вас сегодняшнего.
Я благодарна, когда мне говорят, что не так в нашем «королевстве». Я умею слушать и признательна за комментарии. Но сокрушаться, что когда я была... Мы тоже были другими. Для нас занятия в фитнес-клубе были новым опытом, а сейчас обычное дело. Фитнес стал просто частью нашей жизни и перестал быть экзотическим приключением, превратился в необходимую рутину. Мы ее, конечно, расцвечиваем, делаем комфортной и интересной. Но это как с новой машиной. Когда в нее садишься, ты все замечаешь: запах, строчку на сиденье и измененную панель приборов. В этот момент впечатления очень острые. А через месяц ты уже всего этого не замечаешь. При этом я знаю, что программы стали лучше, тренеры — профессиональнее, оборудование — круче: тренажеры стали еще эффективнее, кардиооборудование — умнее, внедрили эффект геймификации и интерактивной обратной связи, активно развился функциональный тренинг, появилось множество гаджетов и приложений для занимающихся. Клубов в нашей сети стало гораздо больше. Теперь не нужно ехать только на Житную, можно заниматься в своем районе: на Ленинградке, на Таганке, в районе Тверской, на Крестовском острове, на проспекте Стачек, в Монако, в Казахстане, в Хабаровске, в Тбилиси — в общей сложности в 29 городах России и четырех странах есть клубы World Class.
Свою нынешнюю личную жизнь будешь открывать или сохранишь ее в тайне?
Я совершенно не храню ничего в тайне, но, конечно, история, которую я прошла, не может не оставить след. Когда ты переживаешь боль от потери родного человека, ты стараешься беречь новое. Публичность здесь не нужна. Я не артист и не политик. Не нужно, чтобы моя семья, мои дети были в центре всеобщего внимания. В России это не принято, наверное. Хотим мы этого или нет. Поэтому как-то пиарить свой дом, семью мне не нужно. Да и не хочется.
Законодательство, о дырках которого ты говорила, рассказывая свою историю с детьми. Что-то поменялось за это уже долгое время?
Ничего не поменялось. Мы приложили громадные усилия для того, чтобы законодательство могло защитить детей от изоляции от одного из родителей. Я согласна сражаться, согласна тратить время, средства на то, чтобы что-то свершилось, чтобы произошли изменения. Если все усилия и борьба с ветряными мельницами особого результата не приносят, мне скучно этим заниматься. Я не хочу больше тратить время жизни, которое невозможно восполнить. Жизнь ведь делится на несколько этапов. Вот я проживаю сейчас очень важный этап — возрастной, когда я активна, когда я себя еще молодо чувствую, неплохо выгляжу, у меня маленькие дети. Но это не может длиться бесконечно. У меня не так много времени впереди, как, скажем, у 20-летнего человека. Поэтому я не хочу безрезультатно тратить время своей жизни.
Что-то изменилось?
Мало что изменилось. И, к сожалению, сейчас много людей испытывают такое же горе, что и я. Да, введена административная ответственность, но это несерьезный рычаг. Поэтому, когда ко мне до сих пор обращаются женщины за советом, я говорю одно: оставьте понятие о справедливости. Я понимаю, это больно, но справедливости нет. Делайте просто все для того, чтобы продолжать общение с вашими детьми. Вам никто не поможет — правоохранительные органы, опека, государство и суды. Решайте все на человеческом уровне. К сожалению, даже путем формального отказа. Главное ведь не бумажка или решение суда, главное — общение с детьми. Вот это нужно сохранять, даже идя на жертвы.
Текст: Антон Желнов
Фото: Владимир Васильчиков
Стиль: Юлия Круговова